Продолжается фестиваль «Приношение мастерам» в честь известного скрипача, дирижера, педагога Вольфа Усминского. НФ «Развития и поддержки УГК им. Мусоргского» проводит фестиваль при поддержке Президентского фонда культурных инициатив, а участниками стали в том числе и ученики маэстро. Сегодня они сами — известные музыканты, со своим взглядом на Музыку и Время. Эксклюзивное интервью «ОГ», информпартнеру фестиваля, дал один из них — скрипач Карэн Шахгалдян.
— Надо начать с самого главного — Вольфа Львовича, — упреждает все мои вопросы собеседник. — У меня так сложилась профессиональная судьба, что в школе, например, я довольно часто менял педагогов. В ЦМШ класса с пятого почти каждый год у меня был новый педагог. По разным причинам. Время было сложное, 1990-е. Многие уезжали, оставляли класс. Поэтому я воспитан в очень разных профессиональных мнениях. Видел много разных профессиональных требований к себе. В том числе и поэтому невероятно уважаю профессию педагога, особенно когда он начинает заниматься с детьми и ведет их до конца. Особенно после того, как сам начал преподавать в последние годы. Плюс уже есть и свои дети. Понимаю, насколько это сложно, насколько ответственно. Это же, действительно, полноценное воспитание человека с первых шагов.
— Не только музыканта…
— Конечно! Наша отечественная школа музыки — старая русская, старая советская — именно такова. Это воспитание человека, личности, а не только «ремесленника». Поэтому все события, так или иначе связанные с Вольфом Львовичем, воспитавшим такое количество музыкантов, — для меня, скажем так, обязательны к посещению и участию. Когда пришло приглашение поучаствовать в этом фестивале, провести мастер-классы — для меня это, безусловно, очень интересно и почетно.
— На мастер-классах чему стараетесь научить? Что, вообще, является проблемой для музыкантов-струнников, для скрипачей? Что стараетесь преодолеть?
— К мастер-классам разное отношение. Одни считают, что это очень полезно, другие — неправильно, вредно, только мешает. Я точно принадлежу к первым. Сам участвовал во многих мастер-классах, когда учился. До сих пор хожу с удовольствием на уроки коллег, выдающихся музыкантов. И своим студентам всегда говорю: ходите на мастер-классы к другим профессорам. Да, есть основополагающая информация для игры на инструменте. И ничего принципиально нового вроде придумать невозможно. Возможно использовать разные слова, разную интонацию. Способ убеждения у педагогов — разный. Вот это самое важное: найти правильные слова для конкретного студента. Ты можешь много лет учиться, что-то у тебя не получается, приходишь на мастер-класс к другому педагогу, и вдруг: надо же — вот, оказывается, что имелось в виду!
— Иные педагоги, возможно, с ревностью относятся к таким «открытиям» у коллеги…
— А я проходил через это много раз с обеих сторон — как участник и как педагог, я вижу: это только в пользу. Поэтому рад, если коллега находит новые слова, которые помогают моему студенту — понять, добиться. Я даже провоцирую такие встречи. А уж уроки выдающихся музыкантов! Я был на мастер-классах у Иегуди Менухина, у Владимира Теодоровича Спивакова. Это невероятное вдохновение. Заряд энергии, новых импульсов в творчестве. Невозможно переоценить. Встреча, например, с Менухиным осталась со мной на всю жизнь: это один из моих кумиров музыкальных, не только скрипичных — именно как музыкант, как личность. И когда у тебя есть возможность с таким человеком общаться — это невероятно полезно. Другой вопрос, что как любое «лекарство» надо уметь его «применять». Это же обоюдоострый процесс. Студенты тоже должны знать, ЗАЧЕМ они приходят на мастер-классы, ЧТО им нужно от такого обучения. Но формат, безусловно, очень интересный и полезный.
— Мне тоже кажется: в любой профессии мастер-класс — это ступенька вверх. На чем же основываются те, кто «против»?
— У каждого педагога есть определенный план работы, рассчитанная программа. Бывают дети, которые сложно реагируют на разные мнения, долго адаптируются под «иное». Любое «другое» мнение может этих детей сбить. Что неправильно, на мой взгляд. Представьте гипотетическую ситуацию: я привык играть вниз смычком, а мне говорят: сыграй вверх смычком. Для кого-то оторопь. А я воспитан с детства, что могу сделать и так, и так. Знаю оба варианта. Это помогает! Становишься гораздо более гибким, вариативным в жизни. Поэтому… Я понимаю мотивацию «против», но не согласен с ней.
— Когда вы работаете с юными, вспоминаете себя такого же возраста? В одном вашем интервью запомнила фразу: «Я долго боялся Концерта для скрипки с оркестром Бетховена». Чего именно боялись?
— Отвечу в два приема. Для меня педагоги, занимающиеся с детьми, то есть в школе, — отдельная каста выдающихся людей (я сам не занимаюсь с детьми, разве что на мастер-классах иногда, и то, что называется, с сомнением). Это отдельная профессия, которой надо посвятить жизнь. Всю, полностью. Профессиональное воспитание, умение правильно поставить, как мы говорим, аппарат, следить за этим каждый день — сложнейшая работа. Педагогов, которые правильно ставят ремесло, на пальцах одной руки можно перечислить. Их всегда было мало. А это очень важно — с детства сразу дать «правильные руки». Чтобы потом не переделывать.
Что же касается концерта Бетховена, это вершина мысли композиторской, скрипичной. Один из самых выдающихся с точки зрения философии, с точки зрения эмоций, сочетания того и другого в одном произведении. Этот концерт — настолько Эверест для всех нас, что мне, действительно, нужно было время, чтобы начать к нему подходить. Хотелось иметь некий багаж знаний, да и просто человеческого опыта.
— И в каком возрасте вы к нему все-таки подошли?
— Буквально пару лет назад. Кстати, первое исполнение было как раз здесь, в Уральской консерватории. С того времени концерт — в моем репертуаре.
— Звук любого инструмента — как тембр голоса для актера, определяющий его амплуа. На мой взгляд, почти все инструменты «заточены» под какие-то жанры, интонацию, у каждого своя роль в оркестре. Каким эпитетом охарактеризовали бы голос скрипки?
— Соглашусь на сравнение с театром. Романтические партии, красивые темы отдаются в основном скрипке, а виолончель, например, — скорее философский инструмент. Но я бы другую параллель провел: что тембр инструмента и характер, так скажем, его речи — это продолжение артиста. «Голос» исполнителя остается в инструменте. Например, был выдающийся скрипач Айзек Стерн, у которого у самого был интересный такой звук — немножко в нос. И вот однажды в Америке Владимиру Спивакову дали скрипку — попробовать, оценить. Он поиграл немного и сказал: это скрипка Айзека Стерна. «Как вы догадались? Никто не знает эту информацию!». «Она играет его голосом». Аналогичный случай был и у меня. Инструмент, на котором я играл, был из Госколлекции. Потрясающий Страдивари, на котором много лет играл Давид Ойстрах. В Швеции после концерта ко мне подошел местный дирижер, который слушал в зале, и говорит: на этой скрипке играл Давид Федорович когда-то… «Как вы узнали?» — «Я слышал его на этой скрипке». Связь между исполнителем и инструментом, безусловно, есть. Феноменальная. И это, действительно, голос. Когда мы играем какое-то произведение, мы находим для него голос. Конкретный инструмент в конкретном произведении. Это очень важно.
— А были в вашем репертуаре произведения, которые не свойственны голосу скрипки? Эксперимент такой?
— Музыка, которую скрипка вообще не принимает, такого нет. Не может быть. Инструмент сам по себе может играть все что угодно, любую мелодию. Но, наверное, есть какие-то тембральные, диапазонные моменты, которые лучше звучат на виолончели, на гобое или на кларнете. Но это не критично.
— В этот свой приезд вы так щедро отдаете себя городу, слушателям. Фестиваль, мастер-класс, концерты. А что получаете взамен?
— Есть знаменитый анекдот: «Почему дирижеры долго живут? Потому что чужой кровью питаются» (смеется). Сколько отдаем, столько же и даже больше получаем от зрителей. Почему «сцена — наркотик»? Если ты долго на сцене, ты уже не можешь жить без этого. Привыкаешь к этому постоянному энергетическому обмену с публикой. Со студентами я очень люблю заниматься в том числе потому, что это и самообучение тоже, не только менторство. Совместная лаборатория, совместный поиск истины и правильных решений. Педагог обязательно должен учиться на том материале, над которым он вместе со студентом работает в данный момент. Даже если это концерт Чайковского, который прекрасно знаешь, все равно, на мой взгляд, ты должен искать что-то новое совместно со студентом. Поэтому: сколько отдаем, столько и получаем обратно.
— Кстати, насчет студентов. Нынешних. Ваш учитель Вольф Львович Усминский досадует, что молодые неохотно идут учиться на струнные. И даже объясняет с улыбкой: на фортепиано клавиши разделены на черненькие-беленькие, знаешь, куда пальцы поставить, а на скрипке попробуй найди… Конечно, маэстро шутит. Но есть проблема с притоком кадров в струнные?
— Что скрипка — один из самых неудобных физиологически инструментов, это точно. За виолончель сядешь (улыбается), обнял ее, положил смычок сверху — физиологически удобное состояние. Про рояль сказали. В духовых ты работаешь постоянно над дыхательной системой, еще и развиваешь ее — помогаешь себе жить, что называется. Так же и у вокалистов. Скрипка — иное дело. «Оздоровляющих процедур» при игре нет. Но правильный подход позволяет найти резервы организма — настроить и осанку, и мышцы. Применить, что называется, инструмент к себе. Это «дело техники». То, что меньше идут учиться на струнные — правда, и всегда так было. Вопрос непростой, потому что есть, наверное, даже переизбыток людей, профессионально занимающихся сегодня музыкой.
На мой взгляд, есть другая проблема: сегодня недостаточно любительского обучения игре на музыкальных инструментах. В XIX и даже в XX веке было популярно домашнее музицирование, любительское владение разными инструментами. И это времяпрепровождение было способом познания себя и мира. Понимаю, что время меняется, что большой спорт, телевизоры-телефоны-интернет создают конкуренцию. Но! Все-таки лучше классической музыки мало что есть на свете. Совершенно великое искусство, которое несет в себе столько пластов. Знаете, это как в картинной галерее: 90 процентов людей видят в основном красивые картинки, но когда ты знаешь историю картины, вложенный смысл, почему художник написал ее таким образом — если ты умеешь это считывать, это меняет наш мир, наше мировоззрение. С музыкой ситуация еще глубже. Картина, даже великая — все-таки застывшая «информация». Музыка — то, что происходит в данный момент, раскрытие информации, зашифрованной Бахом столько веков назад. И ты, музыкант, в данный момент раскрываешь эту информацию слушателям. Это своего рода волшебный фонарь.
— На разных музыкальных конкурсах, в интервью по этому поводу звучат сетования профессионалов, что нынешние музыканты нередко стараются поразить техникой, конкретно — быстротой игры. «Виртуозно» — значит, быстро. Но уходит то самое, что называется «душа». Это нас так подстегивает Время? Оно влияет на качество звука?
— Я сам об этом много думаю. Часто вспоминаю старое, наверное — 1970-х, телеинтервью Фаины Раневской. Она своим потрясающим голосом говорит с сожалением, что «из театра уходит трепет». Верно, но после Раневской на сцене были выдающиеся актеры, которые продолжают нас поражать… Я очень люблю старых мастеров-скрипачей и виолончелистов. Миша Эльман — один из самых красивых, наверное, звуков вообще за всю историю скрипки. А Крейслер с его невероятным обаянием музыкальным и звуковым! Но это же не значит, что после них не было Спивакова с красивейшим звуком и умением подойти к тембру. Думаю, это все-таки вопрос личности.
Я не готов статистически говорить о том, что в 1930-х музыканты звучали лучше, чем в 1970-х. Может, так оно и было? Но! Леопольд Ауэр, основоположник русской скрипичной школы, говорил, что он всех своих студентов (а среди них был цвет скрипичной музыки — Хейфец, Эльман, Цимбалист и так далее) отдал бы за один концерт Венявского. А Венявский говорил, что никто никогда не играл так, как Паганини. Нам всегда кажется, что раньше было лучше. Но так не может быть биологически, иначе всё бы давно закончилось. Важно знать это, думать об этом, но не прекращать поиск. Когда-то знаменитого мультипликатора Норштейна спросили, в чем смысл жизни художника. Он ответил: самосовершенствование. Ты постоянно должен работать над собой, постоянно искать, развиваться. Что из этого получится, никто не знает. Ты можешь всю жизнь потратить на обучение игре на скрипке и в 60 лет понять, что не тем занимался. Это нормально, к сожалению. Такая профессия. В ней нет никаких гарантий. Абсолютно. Но удовольствие от этого процесса ты получаешь нескончаемое.
Карэн Шахгалдян один из самых заметных музыкантов современной России.
С 1998 по 2002 гг. был артистом оркестра «Виртуозы Москвы» под руководством Владимира Спивакова.
Выступал в Карнеги-холл в Нью-Йорке, Королевском фестивальном зале в Лондоне, Венской филармонии, Laeizhalle в Гамбурге, Зале Сантори и Opera City Hall в Токио, Koerner Hall в Торонто. Посетил с концертами более 200 городов в таких странах, как США, Китай, Германия, Австрия, Япония, Австралия, Великобритания, Южная Корея, Испания, Италия, Чехия, Швейцария, Швеция, Латвия, Литва, Грузия, Молдова, Кувейт, Армения и Россия.
С 2006 г. – участник фортепианного Трио имени А. Хачатуряна.
Лауреат конкурса Пабло Сарасате в Памплоне.
«Областная газета» – информационный партнер фестиваля «Приношение Мастерам».
Ранее «Областная газета» писала о том, что международный проект «Чайковский — музыка без виз» открывает уральцам новые грани великой судьбы.
