Наконец-то на «Чайке» смеются. Помните изводящий не одно поколение читателей вопрос, почему пьесу, в которой так много печального, Чехов назвал комедией? Наконец риторика недоумения разрешилась вполне определенной реакцией зала. Зрители местами не просто смеются — хохочут. Правда, для этого «Чайка» должна была появиться на сцене Свердловской драмы… во французской версии.
Под общим названием «ЧАЙКА. Французская версия» драматург Олег Богаев соединил «нетленку» Чехова и малоизвестную пьесу «Коломба» француза Жана Ануя. Общий знаменатель: главная героиня — актриса. Это обстоятельство позволило, объединив два сюжета, разыграть «театр в театре». Мадам Александра, прима собственного театра, решила сыграть Чехова. А поскольку в театре своего имени она строит всех и вся, то ее псевдорусская Аркадина, залихватски танцующая казачок, вовсе не похожа на привычную стареющую актрису, вымаливающую расположение удачливого беллетриста Тригорина. Она другая — уверенная, решительная. А стало быть, финал «Чайки» с драматической судьбой Нины Заречной, самоубийством сына… нужно переписать. Ах, некому? Автор умер? Тогда выручит «живой классик французской драматургии Жан Мануй». Созвучие имен реального и вымышленного драматургов — сигнал: игра началась. Тем более, что примерно в это же время к мадам Александре приезжает сын Жюльен, с которым у матери такие же непростые отношения, как у Аркадиной с Треплевым в «Чайке». Правда, сын не жаждет «новых форм» в театре, а уезжает на войну. Но вот его жена Коломба не прочь попробовать себя на сцене и даже успешно дебютирует…
Олег Богаев ювелирно сплел не только истории, но и жанры. Отдельное удовольствие — следить за тем, в каких местах рождается микс «Чайки» и «Коломбы»: вот «ниточка» отсюда, а вот — другая. Соединение дает потрясающие результаты — от шаржа до карикатуры, в которых представлен мир театра. И люди театра. Забавен талантливо разыгранный «театр Александры» с примитивно-пошловатым репертуаром и завываниями «О, дивный купидон!». Потешен режиссер-хамелеон Морталье (Илья Андрюков), «мальчик для битья» в частном театре. Смешон живой классик, автор 52-х томов Мануй (Михаил Быков), чванливо оповещающий: «Я Софокла правил, Шекспира, теперь вот Чехова делаю лучше». Сам дух Чехова, улетающий со спиритического сеанса парижской труппы, вызывает взрыв смеха в зале. И даже главная героиня мадам Александра, она же Аркадина (Ирина Ермолова) уморительна в разных своих водевильных проявлениях — от претензий самолюбивой примы «Актрисой может стать любая, а вот хорошей — только избранные» до ее гротескного интервью газетчикам (тут и нам, прессе, справедливо досталось от Свердловской драмы).
Не берусь даже в этой, пародийной части спектакля, разделять героев и исполнителей на главных и второстепенных. Зная в равной степени театр изнутри (и самих себя, служителей сцены), они талантливо, с жесткой самоиронией представляют этот мир лицедейства. В нем — много детского, не со зла. Меж тем театр, прекрасный со стороны зрительного зала, порой жесток к своим апологетам. «Искусство требует жертв» сформулировано со знанием дела. Чем больше дар, чем преданнее человек творчеству — тем больше его возможные жертвы (семья, дети).
Первой щемящую ноту в этот театральный балаган вносит Ирина Ермолова. Ее мадам Александра, не терпящая возражений, самовлюбленная, все же талантлива и до самозабвения предана театру. В переписанном финале «Чайки», на смертном ложе ее героини, она вскидывается с возгласом: «Я забыла текст!» (кому из актеров не знаком этот кошмар, и не каждый раз коллеги могут ответить: «У тебя здесь нет текста. Отдохни!»). И играть она может всё — тухлятину про купидона и неординарную Аркадину. Многократно и самозабвенно проигрывает диалоги своей героини с сыном, Заречной, Тригориным. Одна, на два голоса! Эти эпизоды — почти цирковые (по степени лицедейства, стремительности переключения на персонажей), но… что-то уже не тянет смеяться. Беда героини — что она все время играет, а в проигрываемых диалогах уже слышны отзвуки ее собственной драмы. Чем дальше — тем явственнее.
Сын Жульен (Максим Почепко), недолюбленный матерью, одинокий, с упреком бросит ей: «Ты все время на сцене. Прекрати играть. Какая ты настоящая?». А она, актриса, осознает свою вину, когда в «Чайке» ее Аркадина будет делать перевязку раненому Константину (судьбы реальные и вымышленные вновь пересекаются). И с запоздалым прозрением, после гибели собственного сына на войне в Марокко, мадам Александра скажет, как взвоет: «Я не успела сказать, что люблю его».
Спектакль Свердловской драмы (проект реализован с использованием гранта, предоставленного ООГО «Российский фонд культуры») — дерзкий эксперимент, увенчавшийся успехом на всех стадиях создания: от драматургического микса до режиссерского приема «театр в театре» (режиссер-постановщик Алексей Размахов) и заразительного исполнения даже самых малых ролей. Кстати, даже пресловутая чайка выигрышно подана с разным подтекстом: утрированная, анекдотичная («нам нужна чайка, а не цапля») — в инсценировке чеховской пьесы; мрачная, драматическая, целый сонм черных птиц — в атмосфере Парижа начала XX века. Как предвестие Первой мировой, которая изменит судьбы не только Жульена и его матери — всех.
Правда, мадам Александра будет продолжать актерствовать до закрытия занавеса, уверенная: «Жизнь — спектакль, в котором я все могу поправить, переписать». И поправит. Велит переписать… финал и своей истории. И актеры сыграют его второй раз (театр же!) — с хэппи-эндом, с вернувшимся жив-здоров сыном. Под смех зала. Потому что водевильный семейный рай уж точно — пародия. В тех-то обстоятельствах.
Впрочем, театр, кажется, оставляет последнее слово за зрителем. Кому-то для удачного вечера в театре будет достаточно в этой «Чайке» интонации шаржа, карикатуры, пародии. А кто-то, смахнув улыбку, вспомнит чеховское «На сцене люди обедают, пьют чай, а в это время рушатся их судьбы» и унесет с собой саднящую боль первого, драматического финала «Чайки». У зрителя-то нет права на дубль судьбы.
Ранее «Областная газета» рассказывала о том, что театр «Урал Опера Балет» поставил оперу «Алиса в Зазеркалье», которая была написана 45 лет назад.
