Под самый Новый год Свердловский театр драмы представил премьеру, которую формальная статистика поставит даже в зачет Года семьи. И правильно сделает. Однако «Август. Графство Осейдж» выпадает из череды тех проектов, что в «семейный год» преподносили эту тему исключительно в благостно-показательной интонации. Зайдя на тему с другого ракурса, театр совершил Поступок — заговорил о проблеме, от которой принято отмахиваться либо молчать о ней.
Не исключаю, правда, что кого-то она не «пробьет» и на спектакле. Это в том случае, если историю американского драматурга Трейси Леттса зритель воспримет только как портрет западной семьи: это же «у них» не всё о кей, у них — ссоры, размолвки и непонимание. Строго говоря, в семье Уэстонов так и есть. Собравшиеся на поминки по отцу члены большой и внешне благополучной семьи вдруг оказываются «террариумом»: в грехах, пороках и взаимных претензиях родные люди перещеголяют любой офис со случайным набором сотрудников. Меж тем Трейси Леттс в 2008-м за трагикомедию «Август: Графство Осейдж» не случайно был удостоен Пулитцеровской премии — награда объединяет литературу и журналистику, то есть отмечает произведения, преподносящие в художественной форме общественно-значимые проблемы.
Театр смикшировал трагикомический запал пьесы. Возможно, сказались нюансы перевода (Ольга Бухова), но смеяться хочется только на одной фразе Беверли Уэстона, главы семьи: «Жена пьет таблетки. Я просто пью». Однако и накала страстей, чего можно было бы ожидать от «предлагаемых обстоятельств», нет. То и другое не дает дистанцироваться от истории, воспринимать ее только как зрелище (режиссер-постановщик Алексей Логачев). Напротив, в той или иной степени «скелеты в шкафу», которые по ходу сюжета вываливают на родственников члены большой семьи, знакомы каждому. Или даже они есть — у каждого. Ну, не точно такие, так похожие. Тут важны даже не конкретные грехи и пороки (адюльтер, наркомания, нежелание и неумение слышать друг друга, алкоголизм, наконец — инцест и суицид), важнее «общий знаменатель», а он таков: все говорят о любви, а ее нет; каждый несчастен по-своему, исправить ту или иную беду можно совместно, но даже кажущегося единства в семействе Уэстонов давно нет. Сборище чужаков, объединенных генами. «Мы не разговариваем больше» — обыденно признается Беверли Уэстон (Анатолий Жигарь) в отношении жены Вайолет (Ирина Ермолова), и тем… страшнее. Именно от обыденности. Даже самоубийство Беверли не всполошило семейство, детей. Собрались, приехали, конечно, но… Тут-то и повалились изо всех шкафов «скелеты».
Визуальный лейтмотив истории — изнуряющая, нескончаемая духота (художник-постановщик Владимир Кравцев). Немыслимое количество вентиляторов во всех углах и (камерных, маленьких) в руках обитателей дома призвано спасти задыхающееся семейство, но — не спасает. Дом задыхается, семья «плывет», разваливается. В сущности, она распалась еще ДО начала этой истории. Ярчайший пример «случайного семейства» (Достоевский), годами существующего с приметами внешнего благополучия, но без настоящей родственной эмпатии и привязанности. История без национальных корней — общечеловеческая.
Если вспомнить актерскую примету, что «играть плохого интереснее», то пьеса Леттса — карт-бланш для труппы Свердловской драмы: в истории ни единого положительного персонажа, разве что служанка Джонни, до появления которой в доме «уже не помнили, когда в последний раз включали плиту, а тут вдруг — пироги». И каждый из героев, включая трех дочерей Уэстонов, трех сестер (вот и чеховские ассоциации), с их пороками и несчастьями, содержательно отыгран актерами. Но истинно бенефисная роль -Вайолет. По материалу пьесы и исполнению. Никудышная мать и жена, несчастный ребенок в годы собственного детства, женщина, сознающая и свой приближающийся уход вслед за мужем… Рак горла, «дарованный» драматургом героине, — еще одна проблема: невозможность говорить, невозможность выговориться. Тем оглушительнее в исполнении Ирины Ермоловой признание ее Вайолет о детской драме — мечте, поруганной ее собственной матерью. В этой и других сценах актриса играет одномоментно «источник зла» и жертву.
Случайности закономерны. Спектакль еще и об этом. Подобно тому, как «все мы родом из детства», дом обычно разрушается с фундамента. Семья — с основ, принципов. Семейная сага Уэстонов — апокалипсис, в котором постепенно, неслышно деградируют три поколения рода. Если Беверли еще увлечен «высоким и вечным», изучает поэзию Элиота, то «дети» уже не чураются ни измен, ни наркотиков. Но вместе с театром подчеркну: это же не «американская трагедия». Не только американская. Нежелание иметь большую семью (два ребенка — уже «ой-ой»), неумение жить несколькими поколения под одной крышей — беда-злосчастие современного мира. В российском искусстве тема поднималась в давней «Родне» и недавней кинодраме «Дом». Уральцы сказали в ней свое слово. Со своей интонацией. Жесткой, но… не безысходной.
Увлечение главного героя поэзией Элиота позволило включить в контент премьерных показов выразительное четверостишие: «То, что зовется началом, нередко — конец. И закончить — означает начать все сначала». В финале спектакля — ровно это. Уходящие в мир иной Беверли и Вайолет оборачиваются к своей большой семье, ее сочувственным, понимающим (теперь!) взглядам. И обнаженные стропила крыши, которые весь спектакль были аллегорией разрушающегося дома, воспринимаются уже как иной символ. Возможно, они станут «несущей системой» новой истории семьи Уэстонов?
Ранее «Областная газета» писала о том, что в Верхней Пышме запускают театральный проект «Внеклассное чтение».
Опубликовано в №5 (10112) от 17 января 2024 года.
