Уральский архитектор и художник Михаил Матвеев, известный своими работами в США, Швеции, Греции, Китае, Франции, Испании открыл персональную выставку в Екатеринбурге. Не в свой день рождения. Не по случаю юбилея в творчестве. А в день 339-летия Баха. Чем в очередной раз поразил даже коллег, уже привыкших, кажется, к его творческим эскападам.

Его называют «властелином колец», потому что он придумал и создал дом, состоящий из нескольких круглых объемов — практически без прямых углов. Но он же автор классического «объекта» — поэтического Пушкина в Литературном квартале (в соавторстве с Г. Геворкяном). В живописи он нередко предлагает самим зрителям придумать названия его полотнам. Зато в микрорайоне «Комсомольский», где десять лет его жизни отдано созданию легендарного ­МЖК-1, сам проводит экскурсии и даже поднимается с экскурсантами на крышу — чтобы они увидели сверху красоты и объемы Екатеринбурга. Смотреть надо за горизонт…

Вот и на этой выставке, что разместилась в Арт-галерее на Свердлова, 7 — все не «как принято». Мало того, что в визуальном искусстве триггером стала музыка — искусство невидимое, не­осязаемое, так и в судьбе Баха выбрана не юбилейная дата, что было бы ожидаемо, а — 339 лет со дня рождения. Неожиданно, но… красиво! А музыку и изобразительное искусство художник объединил не эпатажа ради, а продолжая искать ответ на давно мучающий его вопрос: «Как и чем загипнотизировать человека, чтобы он перестал быть только потребителем?». И это в наш-то век повального потребления.

Люди, давно знающие профессора УрГАХУ Михаила Матвеева, склонны искать объяснения его неожиданному творчеству в его детстве. Родители — инженеры-конструкторы. Мама в годы войны делала «Катюши» и в силу «производственной необходимости» не могла остаться с только что рожденным сыном, отдала в ясли. Из всей ясельной группы выжил он один. Ему был дан шанс, и он использует его, максимально реализуя себя. Вне штампов, шаблонов, привычных представлений.

— Я ведь тоже, по стопам родителей, пошел на механический факультет. И взяли, — рассказывает «ОГ» Михаил Гаврилович. — Но в фойе института я увидел красивым, необычным шрифтом написанное слово «архитектура». «Что это? Я сюда хочу». «Делать дома-коробки?», — язвительно уточнил кто-то рядом. Но ведь можно и не коробки. И я забрал документы…

Творчество стало потом шире, чем архитектура. Жанры — много­образнее, чем общепринятые. «Рисование — это то, чего я не могу сделать в архитектуре».

— Его фантазия поражает, — говорит о Матвееве его коллега и писатель Владимир Блинов. — Его живописные работы — это не голый, приземленный реализм, но и не абстракция. Их трудно пересказать так же, как музыку или поэзию…

Еще из высказываний на выставке: «Он футурист, посланец из будущего», «В нем всегда была и есть авантюрная жилка», «Последние его работы, в том числе и представленные «по случаю дня рождения Баха», экспериментальны. Не все понимаю, но всегда наслаждаюсь», «Он выбивается из всех архитекторов и живописцев. Студенты цепляют эту «заразу», заражаются творческой свободой в собственном творчестве».

— Потом мы их «упакуем», — с улыбкой парирует это Михаил Гаврилович. — Мир причешет многих под общие стандарты. Но как же мне нравится это нахальство юности — в форме, цвете! Я сам учусь у них…

Коллеги вспоминают: его первые рисунки были вполне академические, это потом он пошел собственным путем. Интуитивно. Теперь уже может и готов объяснить: «Детей часто учат рисовать по принципу — чтоб похоже было. А зачем? Если передо мной красивый натюрморт — зачем его рисовать «похоже». Он есть. Если хочу иметь рядом образ моего друга — зачем писать портрет, можно сделать фото. Хотя, знаете ли, сейчас даже фотография, просто фиксирующая объект, стала высокоэстетичной!»
«Просто фиксировать» ему неинтересно. Возможно, поэтому творческая фантазия двинула его, визуала, в сторону того, что не визуально. К музыке.

— Вы были в Домском соборе в Риге? Помните наверняка его акустику и как там звучит орган. Невероятный объем! Это не мозгами воспринимаешь. Чем? Всем, что в тебе есть. А потом этот апогей неизбывного счастья — на лист, полотно…

Матвеев удивительно подписывает свои картины. «Комфорт мегаполиса», «Русалочья обитель», «Сквозняки одиночества», «Снова снежок», «Законы выживания». Поэзия и философия вместе (это вам не банальная «Золотая осень»). Но в случае с музыкой Баха он остался предельно конкретен — «Фуга ре мажор», «Концерт соль мажор». Зато эти картины сопровождают цитаты Бодлера, Гессе, Микеланджело, Шопенгауэра. Спросила: зачем?

— Но ведь и они слушали музыку и выражали словом свои эмоции. Почему не совместить? Согласен: с точки зрения традиционного экспонирования не­ожиданно. Но ведь интересно? Вот вы же заинтересовались…

Не то слово. Сколь ни различны были (по возрасту, профессиям, интеллектуальным предпочтениям) первые посетители выставки, главные впечатления, наверное, можно выразить одним общим словом — изумление. Матвеев ошеломляет. Заставляет переместиться на время из мира привычных вещей и забот в ЕГО мир. Увлекает разгадыванием этого эстетического ребуса.

И никто не спешит обратно в «мир потребления».

Ранее «Областная газета» писала о том, что в ЕМИИ открылась выставка «От завода Гарднера до империи Кузнецовых».

Опубликовано в № 77 (9888) от 10 апреля 2024 года.